Психологизм

Материал из энциклопедии Чапараль
(перенаправлено с «Психология»)
Перейти к: навигация, поиск
Психологи́зм — тенденция в философии и гуманитарном знании к объяснению духовных явлений и идеальных сущностей работой индивидуального или коллективного сознания.

Кастанеда о психологии

Перепросмотр — не техника психологической самопомощи

Конечно, эта концепция, основанная на особом восприятии, с точки зрения линейных понятий нашего Западного мира абсолютно бессмысленна. Западная цивилизация была в контакте с шаманами Нового Света на протяжении пятисот лет, но учеными ни разу не была предпринята серьезная попытка создать философское учение на базе представлений шаманов. Например, работа с инвентарным списком (recapitulation — перепросмотр) наверняка будет восприниматься любым представителем Западного мира как одна из разновидностей психоанализа, определенная психологическая процедура — своего рода техника психологической самопомощи. Согласитесь, вряд ли можно придумать большее заблуждение.

В учении дона Хуана нету места Зигмунду Фрейду

Когда Кастанеду спросили об отношении психоанализа к учению дона Хуана, он рассказал об инциденте что случился несколько лет назад. На похожей акции, кто-то спросил его был ли дон Хуан его подсознанием.

"В учении дона Хуана нету места Зигмунду Фрейду." Этим заявлением Кастанеда еще раз дал понять, что не следует искать связи там где их нет, и что учение дона Хуана следует рассматривать как отдельное целое.

Записи психоаналитика

Записавшись на курсы, я одновременно получил работу. Мне предстояло быть ассистентом-исследователем при психиатре, старшем брате одного из моих друзей. Он хотел провести анализ кассет с записями опросов молодых мужчин и женщин, у которых были проблемы, связанные с учебной перегрузкой, неудовлетворенными ожиданиями, непониманием в семье, любовными неудачами и т. п. По истечении пятилетнего срока хранения такие кассеты подлежат уничтожению, но перед этим каждой записи присваивается случайный номер, а затем психиатр и его ассистент, пользуясь таблицей случайных чисел, прослушивают отдельные записи и выбирают интересные фрагменты, которые можно анализировать.

В первый день занятий в новом университете профессор анропологии рассказывал о своих академических заслугах; он поразил студентов масштабом своих знаний и количеством публикаций. Это был высокий, стройный мужчина лет сорока пяти, с живыми голубыми глазами. Глаза поразили меня в его внешности больше всего: за толстыми стеклами очков они выглядели огромными. Когда профессор поворачивал голову, казалось, что его глаза вращаются во взаимно противоположных направлениях. Я знал, что такое невозможно, но этот оптический обман производил неприятное ощущение. Для антрополога профессор был очень хорошо одет. (В те времена антропологи славились своей невнимательностью к одежде. Профессоров археологии студенты, например, высмеивали как людей, с головой погрузившихся в радиоуглеродную датировку, но забывших о необходимости хотя бы иногда погружаться в ванну.)

Так или иначе, в этом профессоре интереснее всего была не его внешность, не его эрудиция, но его манера говорить. Он произносил каждое слово очень четко, а некоторые слова выделял, растягивая. Иногда, увлекаясь, он придавал своей речи совсем уж странные интонации. Некоторые фразы он произносил как англичанин, а другие - как проповедник-ривайвелист.

Он понравился мне с самого начала, несмотря на излишнюю помпезность. Его чувство собственной важности было так огромно, что воспринималось как должное уже через пять минут после начала лекции. Профессор обрушивал на нас шквалы информации, не забывая время от времени похвалить себя. Его власть над аудиторией была потрясающей. Студенты все поголовно обожали этого необыкновенного человека. Я решил, что перевод в университет в другом городе будет для меня абсолютно позитивным событием. Мне нравилось мое новое окружение.

На работе я так увлекся записями на пленках, что начал прослушивать не фрагменты, а целые кассеты. Поначалу мне безмерно нравилось то, что в каждой записанной беседе я как бы слышал свой собственный голос. Но проходили недели, я прослушивал все новые пленки, и постепенно мой восторг превратился в ужас. Каждая произнесенная фраза, в том числе и вопросы психоаналитика, была моей собственной! Все эти люди словно говорили из самых глубин моего существа. Отвращение, которое я испытал, было для меня чем-то новым. Я и не думал, что могу повторяться до бесконечности в каждом человеке, голос которого я слышал на пленке. Это был колоссальный удар по моему чувству собственной неповторимости и индивидуальности, развивавшемуся во мне с самого рождения.

И я начал довольно отвратительный процесс самовосстановления. Это была самая смешная бессознательная попытка интроспекции: я постарался выкарабкаться из неудобного положения, без конца разговаривая сам с собой. Я раскопал в своем сознании все мыслимые рациональные доводы, которые поддерживали мое чувство собственной уникальности, и стал перечислять их сам себе вслух. Началось нечто совершенно невообразимое для меня: я часто просыпался от того, что разговаривал сам с собою во сне. Эти монологи, насколько я мог заметить, тоже касались моей значимости и непохожести на других.

Альтернативные расшифровки

У Кастанеды нет психологии

У Кастанеды нет психологии. Потому, что с точки зрения психологов, психология предназначена для того, чтобы человека сделать солдатом общественной жизни. Все разговоры о не стандартности в психологическом ключе приводят к формированию новой организации общественного порядка. Стадо, состоящее из индивидов, мнящих себя гениями — это всё равно стадо. Умение манипулировать форматами в голове каждой отдельной коровы — необходимо для того, чтобы стадо было управляемым.

Последователи психологизма становятся не актуальными

Тут же подразумевается и наличие теневой функции — искаженной, травмированной, в терминах Гурджиева, сущности, которая ассоциируется, в позитивной форме, со скрытой мудростью, либо с реактивными состояниями ума. Ум искажен, его нужно вывернуть и распрямить, а для этого нужно остановить личность, которая ассоциируется с деятельностью рассудочного интеллекта. То есть интеллекта, который связан с прагматикой жизни.

Здесь <последователи психологизма> становятся не актуальными, поскольку, как не переставляй личность, ничего не сделаешь с внутренней энергетической сущностью, потому, что деятельность внешнего ума, ложного эга и его рабочего инструмента рассудка, нужно остановить. После того, как личность, рассудок, ложное эго сформировались, они превратились в скафандр или броню, заменяющую внутреннюю жизнь. Эту броню нужно остановить или снять для того, чтобы почувствовать сущность. Именно к сущности и относится термин — чувство собственной важности.

Чувство собственной важности — это не про "стремление офисного планктона стать главным менеджером". Почему? Потому, что всё социальное позиционирование относится к личности (в терминах Гурджиева). Оно тоже является бессознательным, но на основе внедрённых извне идей. Чувство собственной важности относится к некому существу которое живёт внутри вас, которое можно ассоциировать, например, с "осликом". Это некое существо, для которого вообще не существует вопроса "младшего менеджера и старшего менеджера", ему пофиг все эти менеджеры. Он быковатый, борзый, упрямый, он хочет скакать, он хочет совокупляться, хочет камень запузырить в окно соседу...

Перенесение этого "ослика" в область социализации в виде, например, стремления к власти — это не работа с сущностью. Это двойное порабощение этой самой сущности. Здесь есть корреляция с целями психоанализа: адаптация быковатого упрямого осла к обществу. То есть преобразование оставшегося в человеке деструктивного элемента и создание достойного члена социума. И некоторые это трактуют, как обретение свободы. Какой в жопу свободы?

См. также