Превращение в ворону с применением дымка
Процедура курения была точно такой же, как и при предыдущей попытке. Казалось, что оба опыта полностью совпадают, и я могу начать свой пересказ с того места, где первый эксперимент закончился. Я ясно помню, что после того, как я упал на землю на бок, я был полностью лишен чувств и мыслей. И, однако же, моя ясность ума ни в чем не была нарушена. Я помню, что последней мыслью, посетившей меня, когда комната перевернулась в вертикальной плоскости, была: «Я, должно быть, треснулся головой о пол, и все же я не чувствую никакой боли».Начиная с этого момента, я мог только слышать и видеть. Я мог повторить каждое слово, которое мне сказал дон Хуан. Я следовал каждому из его указаний. Они казались ясными, логичными и простыми. Он сказал, что мое тело исчезает и что у меня останется только голова, а при таких обстоятельствах единственный способ сохранить бодрствование и способность двигаться — это стать вороной. Он велел постараться моргнуть и добавил, что если я сумею моргнуть, это значит, что я готов продолжать. Затем он сказал, что тело полностью исчезло и у меня не осталось ничего, кроме головы; голова никогда не исчезает, так как именно голова превращается в ворону.
Он приказал мне моргать. Должно быть он повторил это приказание — как и все другие команды — бесчисленное множество раз, потому что я могу вспомнить их с предельной ясностью. По-видимому, я моргнул, так как он решил, что теперь я готов, и приказал мне выпрямить голову и опереться на подбородок. Оказывается, в подбородке — лапы вороны. Он велел мне почувствовать лапы и следить за тем, чтобы они медленно выходили. Дальше он говорил, что я еще не крепок, что я должен отрастить хвост и что хвост выйдет из моей шеи. Он велел распустить хвост как веер и почувствовать, как он метет по полу.
Потом он заговорил о крыльях вороны и сказал, что они должны выйти из моих скул. Это будет трудным и болезненным делом. Он приказал мне выпустить их. Они должны были стать исключительно длинными, такими длинными, какими только я смогу их сделать, иначе я не полечу. Он сказал, что крылья выходят, что они длинные и красивые, и что мне нужно махать ими до тех пор, пока они не станут настоящими крыльями.
Потом он заговорил о верхушке моей головы и сказал, что она еще очень большая и тяжелая, что ее тяжесть помешает мне лететь. Чтобы уменьшить ее, нужно моргать; с каждым миганием голова будет становиться меньше. Он велел мне моргать, пока вес верхушки не уменьшится и я не смогу свободно подскакивать. Затем он сказал мне, что я уже уменьшил свою голову до размеров вороны и мне следует походить вокруг и попрыгать, пока не исчезнет моя скованность.
Осталась еще одна вещь, которую мне нужно изменить, сказал он, и тогда я смогу летать. Это было самым трудным изменением — чтобы его добиться, мне нужно было во всем слушаться дона Хуана и делать все в точности так, как он говорил. Я должен был научиться видеть как ворона. Дон Хуан сказал, что сейчас у меня между глаз образуется твердый клюв. Он добавил, что вороны смотрят прямо в обе стороны, и приказал мне повернуть голову и посмотреть на него одним глазом. Если бы я захотел посмотреть на него другим глазом, мне нужно было дернуть клюв вниз — благодаря этому движению я получу возможность видеть другим глазом. Он приказал мне перемещать зрение с одного глаза на другой, после чего заключил, что я готов лететь и ему осталось только подбросить меня в воздух.
У меня не было затруднений ни с одним из ощущений, соответствующих его командам. Я чувствовал, как у меня вырастают птичьи лапы, поначалу слабые и дрожащие. Я ощущал, как из задней части моей шеи выходит хвост, а из скул — крылья. Крылья были туго свернуты. Я чувствовал, как постепенно они выходят. Процесс был трудным, но не болезненным. Затем я моргал до тех пор, пока моя голова не уменьшилась до размеров вороньей. Но самый удивительный эффект произошел с моими глазами. Я стал видеть как птица!
Когда под управлением дона Хуана я выращивал клюв, появилось раздражающее ощущение нехватки воздуха. Затем что-то выпятилось и образовало передо мной некое препятствие. И пока дон Хуан не сказал мне смотреть вбок, у моих глаз не было по сути полного обзора. Я мог, мигая одним глазом, сдвинуть фокус зрения с одного глаза на другой. При этом комната и все предметы, находящиеся в ней выглядели не так, как обычно. Впрочем, я не мог сказать, в чем была разница. По-видимому, я смотрел наискось или, может быть, предметы были не в фокусе.
Дон Хуан стал очень большим и ярко светился. По отношению к нему я ощущал своего рода комфорт и безопасность. Затем зрительные образы затуманились, потеряли очертания и превратились в четкие схематические узоры, которые иногда вспыхивали и мерцали.
